 |
| ru |
 |
10-01-10 @ 22:12
Night Watcher  
Роман Трахтенберг-Путь самца
|
НУ, ГДЕ ЖЕ ВЫ, ДЕВЧОНКИ?!
- Давай потрахаемся?
- Не могу, у меня месячные.
- Тогда в попу.
- Не могу, у меня геморрой.
- Тогда в рот.
- Не могу, у меня кариес.
- Тогда в нос.
- А это как?
- А ВОТ КАК!!! (кулаком в нос).
Итак, я стал мужчиной.
Стал мужчиной и теперь четко представлял, как и что делать в постели с бабой. Был,
так сказать, горд за себя и всегда «готов к бою».
Но только бабы почему-то по-прежнему не давали!
Они, наверное, вообще не особо дающие в этом возрасте. Их еще не тянет в постель к
своим ровесникам. Что последних доводит просто до исступления.
Почему ввсе так несправедливо?
Я в те времена только слышал замечательные истории о женщинах, которые выбирают
себе в партнеров молодых сексуальных мальчиков. Я был именно таким, но не видел этих
женщин. «О, где же ты, моя прекрасная блудница,- хотелось кричать мне,- я тоже буду
сильно и много тебя любить. Ау!..»
А в ответ - тишина.
Утешало одно. Не я первый, не я последний, кто прошел через это. И сколько бы нам
ни говорили тогда, что нужно совсем чуть-чуть подождать, лет примерно до двадцати, и
девчонок станет навалом, слушать этот бред больше не хотелось. Потому что до двадцати
лет не доживают. Хотелось сейчас, сразу, немедленно. Но, как ни крути, дело с этим об-
стояло туго.
Правда, в жизни всегда находится место чуду.
- Мы тут хотим где-нибудь с бабами посидеть,- как-то сообщил по телефону товарищ.-
Нас двое, а их трое. Мы к тебе придем. Ладно?.. У тебя же дома никого?
Вот он - шанс.
- Приходите! - сразу выпалил я, ожидая чего-то необыкновенного.
Вскоре ко мне завалилась компания. Два парня, девчонки… Я уже стал прикидывать,
которая моя, но и девчонок оказалось двое. Как?! Заметив разочарование на моем лице,
приятель шепнул.
- Она заболела, понимаешь. Не смогла прийти. Ну не отменять же нам все.
- А мне отменять? - набычился я.- Пьянки не будет!
- Да погоди, - сказал приятель, - На, возьми телефон телки, позвони, скажи, что в авто-
бусе с ней познакомился. Вообще-то это я с ней познакомился, но какая разница.
Сейчас, конечно, понимаешь, что эта афера шита белыми нитками. Но тогда... Вера в
чудеса двигала нами. И я, будучи прирожденным артистом разговорного жанра (на тот
момент уговорного), матерел на глазах.
- Але, Марина, а это Роман. Как дела?
- Какой Роман?
- Ничего себе! Сама дала мне телефон, а теперь не помнит. В сто седьмом аитобусе.
Давай приезжай в гости, мы тут веселимся.
- Да? Но я тебя не помню.
- Приедешь, вспомнишь. Мы ждем.
- А куда ехать?
- Ты что, и адрес мой потеряла? Ну ты даешь! Записывай...
Я был настолько убедителен, насколько мне хотелось трахаться, то есть очень. И де-
вочка поверила. Мы уже выпивали, когда она появилась на пороге. На меня, разумеется,
уставилась удивленными глазами: «Я же, кажется, с другим знакомилась. Вот с этим».
- Ты что?! Он же эстонец из Нарвы. Вчера только приехал, - заверил я.
Приятель включил эстонца. Что-что, а «эстонский» мы умели подделывать... Нарва
ведь недалеко от Питера, так что эстонцы здесь не вызывали удивления. А вот уважение –
да. Чем мы, умело изображая их, пользовались.
Когда двое что-то чрезвычайно убедительно доказывают, третий поневоле начинает ве-
рить: и девочка купилась. Иногда, правда, в течение нашей вечеринки в ее глазах мелька-
ло сомнение, но мы его тут же рассеивали.
В тот день мне повезло больше других. Бабы-то, естественно, им не дали, так что в
конце концов все разошлись, а моя тетка осталась.
- Я тебя довезу до дома,- пообещал я и полез к ней обниматься.- Вот сейчас, через ми-
нуточку пойдем…
И буквально через пару минут мы пошли... в спальню.
Чуть после, лежа в кровати, она задумчиво глядела в потолок и говорила, что никак не
может меня вспомнить.
- Слушай, как раз, давай еще разочек и вспомним,- предлагал я, так как мне думалось о
своем. Нужно было из нее выжать все по максимуму. Чудеса - такая редкость. А пустая
болтовня в постели - непозволительная роскошь. Вот сейчас она все вспомнит, наденет
трусы и уйдет. И мы начали по второму кругу.
Примерно в середине круга третьего моя фея сказала, что все равно не помнит, чтобы
давала мне телефон.
- Давала, давала, - еще раз, насколько мог правдиво, заверил я.
Еще через минуту она сообщила, что кончила, а меня так и не вспомнила. А еще секунд
через двадцать девять-тридцать заявила, что вообще уходит.
- Куда?! - изумился я.- В ночь?!!
- Дебил! Сейчас всего пять часов!
- Правда?!
И тут я вспомнил, что вот-вот вернется мать. Нужно было действовать быстро: «Если
хочешь - можешь идти. Я тебя провожу».
...В подобном обмане девочек не было подлости Это была ложь во спасение: вынуж-
денная производственная необходимость. Поиск БОЕВЫХ ПОДРУГ являлся слишком
трудным делом для одного не слишком опытного самца. Потому мы сбивались в стаи и
помогали друг другу, как могли. Каждый приносил посильную помощь. Я умел уговари-
вать, у другого водилась «капуста», а у третьего вся стена на кухне была исписана теле-
фонами БАБ, которыми он легко делился. Делал это с видом знатока, важно сообщая, что
вот эта ничего в постели, вот эта… Типа, всех перенмел. Конечно, ему не верили. Но все-
гда оставалась маленькая надежда, что вдруг он не все наврал, а кое-что просто приукра-
сил, ну не перетрахал, а перецеловал, ну не перецеловал, а перещупал.
Тогда все врали понемногу. Чего нибудь и как-нибудь.
В несколько тысяч раз преувеличивать победы и «слегка» приукрашать ситуации счи-
талось нормой. Как, собственно, и знакомиться в автобусах, ходить в гости, дрочить в
туалете, обмениваться телефонами девчонок... А как же не обмениваться? Не вышло у те-
бя с ней, передай другому... пускай и он облажается. В шестнадцать лет каждая неудача
тяжела. И поэтому тогда каждый должен был четко понимать, что таких, как ты, миллио-
ны. И понимать - понимали, но легче от этого не было.
При этом я считал, что мне особенно тяжело. У меня маленький рост, я очень умный, а
эти твари любят красивых, высоких и кудрявых. Однозначно. Так что же мне остается?!
До сих пор не забуду, как однажды ко мне пришли ребята с девчонками. Две парочки
разбрелись по комнатам, а я остался на кухне с какой-то буренкой. Чудо, которое взяли
для ровного счета и на которое я надеялся, - жирненький трогательный колобок - всхли-
пывало у меня на плече и рассказывало, как сильно нравится ему мой товарищ. Я пытался
ее успокоить и, главное, убедить, что я тоже на что-то гожусь. Но ничего не помогало.
«Она ушла, любви не понимая», и я остался одни. Подсчитал убытки... Да, я забыл ска-
зать, что у меня был, да и сейчас еще, к сожалению, есть младший брат. Когда ко мне
приходили приятели с девочками, братца приходилось выставлять из дома. Каждый час
его «гуляний» мне стоил рубль. Рубли я давал ему железные юбилейные из своей коллек-
ции (позже, правда, все отнял). А вечером того отвратительного дня еще и пришедшая с
работы мама некстати поинтересовалась, почему у нас стоят в ряд лишние пять пар тапо-
тапочек. У нас были гости?
- Нет, нет, - с ходу пришлось сочинить какую-то нелепую ложь, - Тапочки все упали с
верхней полки, я расставил. Убрать наверх забыл.
Мама тактично сказала, что я могу приводить домой друзей и девочек, но чтобы папа
не замечал... Угу, приводить. А деньги откуда?! Да и не дают они, девочки эти...
Правда, и в те пуританские времена существовали такие места, где все способствовало
возникновению интимности: пионерские лагеря, например. Вот где сам Бог велел отры-
ваться. В лагерях я отдыхал до упора, до самой крайней возрастной отметки - шестнадца-
ти лет. Мой отец, хотя и был директором клуба и имел высшее гуманитарное образование,
обычно устраивался кочегаром в лагерь на все лето, чтобы присматривать за мной и
младшим братом. А матушке, практикующему дипломированному стоматологу, приходи-
лось служить там же сестрой-хозяйкой, чтобы держать нас с братом под железным колпа-
ком. Но и здесь происходило немало интересного.
В последний год своего пребывания в лагере я сдружился с шестнадцатилетней деви-
цей, сестрой старшей пионервожатой, толстой девочкой с большими сиськами. Настоящая
казачка, единственная моя ровесница на весь лагерь, всем своим видом и поведением под-
бивала меня на то, чтобы гулять по-взрослому. Мы частенько обнимались. Я ее хватал за
грудь, что было очень волнующе; и развязывал ей тесемки па сарафане, что было очень
романтично, так как она ходила без лифчика. Я даже пытался дать ей в руку «колбаску»,
но «хот-дог» все равно не получался. Она не понимала моих желаний, я - ее упорства. Ей
очень хотелось целоваться, а мне... Короче, я ее не догонял. Думаю, если бы мы начали
целоваться, минут через пять или шесть ее можно было бы трахнуть. Но тогда эта умная
мысль не приходила в мою светлую голову.
Однако некое подобие любви у нас все же развилось.
То, что это именно она (имеется в виду ЛЮБОВb), стало понятным, когда казачка не
явилась на свидание. Я весь изнервничался, издергался. Но оказалось, что мы просто-
напросто перепутали лужайки и ждали друг друга полтора часа в разных местах. Оба
сильно переживали и злились. Потом все выяснили и помирились. На радостях я снова
попытался ее раздеть. Но она, зараза, опять не дала! И очередной вечер в пионерском ла-
гере перестал быть томным.
А наутро она сообщила, что через час они с сестрой идут мыться в баню. После чего
она снова пойдет со мной гулять. «Ну, хоть что-то!» - решил я и… полез на черепичную
крышу парилки.
Там, вывалявшись, как следует, в пыли и найдя возможность проковырять дырочку, за-
мер в засаде. Проторчав на ней пару тройку часов, - вот бабы! за временем следить не
умеют! - я притомился и начал разминать усталые члены. Тело, понимаешь, затекло. И в
этот самый момент они заявились. Я замер. Сейчас начнется! Вот они сели на скамейку.
Вот они сняли платья. Вот они... Но что-то, видимо, вызвало их подозрения. Видимо, от
моих трудов с потолка посыпалась пыль. Они истерично позвали истопника. Тот вычис-
лил меня на раз-два-три.
Этот доморощенный альпинист полез на крышу и за ухо, самым нахальным образом,
стянул вниз Я понял - теперь меня с позором выгонят из лагеря и эта история станет дос-
тоянием гласности. Но, что самое ужасное,- моя прекрасная толстая девочка все узнает и,
как следствие, точно не даст. Но истопник, добрый самаритянин, вероятно, из чувства со-
лидарности, так никому ничего и не сказал.
Сейчас я, конечно, понимаю, что если бы за такую ерунду выгоняли из лагеря, то маль-
чиков там и вовсе бы не осталось! Это же просто мелкое хулиганство, ну, как, например,
вымазать ночью спящих товарищей зубной пастой. Кто этого не делал, скажите?
Именно так, держа в руках фонарик и пасту, я повстречался с очередным чудом. Она
приехала с актерским отрядом. Эт» девчонки занимались в разных театральных студиях и
в лагере жили бесплатно. От них требовдлось только показать какой-нибудь спектакль пе-
ред закрытием. А мы, артисты-любители, решили показать им спектакль пораньше и но-
чью полезли к ним в палату с банальной пионерской целью - измазать их зубной пастой.
Продвигаясь с маленьким пластмассовым фонариком между железными кроватями, я за-
метил, что одна из них спит в прозрачных трусах, ну, или полупрозрачных. Причем, одея-
ло сбилось на сторону. Вот это удача! Подкравшись ближе и подсвечивая бесформенное
тело фонариком, мы с приятелем пытались рассмотреть все как можно подробнее: искали
нужные ракурсы. А девочка крутилась и вертелась, словно специально демонстрируя все,
чем богата. По-моему, эта юная нахалка даже и не спала, и, по-моему, ей самой нравилось
происходящее. Правда, до определенного момента, ибо, когда я протянул руку, решив ее
потрогать, она что-то невнятное буркнула и накрылась одеялом. Ну точно не спала!
Мазать мы ее не стали, зачем себя обнаруживать. А наутро я «случайно» с ней позна-
комился.
Девочку звали Настей. Мы подружились и продолжили общение после лагерной сме-
ны. Она частенько приглашала меня в гости, когда собирались друзья. Дома у нее было
интересно. Ее папа, капитан дальнего плавания, привозил из-за границы разные эротиче-
ские журналы, которые мы засматривали до дыр. Я был на пару лет старше их компании.
Им всем - еще по четырнадцать, мне - шестнадцать.
Вспоминая это - думаю, может, и не был я таким уж уродом, каким сам себе казался.
Пусть не супермен, но, в принципе, нормальный отрок. Мы продружили с ней целый год.
Не знаю, может, на самом деле она уже и была готова к сексу и даже его жаждала, но я на
это не особо рассчитывал и поэтому присматривался только к своим ровесницам. Пере-
спать с ними шансов больше.
Так или иначе, я вскоре потерял к ней интерес, и мы практически перестали общаться.
И вдруг после длительного перерыва Настя проклюнулась Мне было уже семнадцать, а
ей, значит, пятнадцать.
- Я тебе должна сказать кое-что важное,- она чувственно запыхтела в трубку.
- Чего?
- Я лишилась девственности.
- Чего-чего? - Я не был готов к такому разговору с ней.
- Ну, трахнули меня!
- А-а? Да ты что?!
Видимо, это событие для особей женского пола так же важно и значима, как и для нас.
Им тоже непременно нужно донести его до всей планеты, всем рассказать и со всеми об-
судить… А может, и повторить его? Поэтому, на всякий случай, я спросил: «А у тебя кто-
нибудь дома есть?»
- Нет.
- Хорошо. Давай приеду, все обсудим.
И я помчался. Дома Настя принялась долго с подробностями рассказывать, «как при-
шла к мальчику, как он ее повалил, но как у них ничего не получилось. А потом как она
пришла снова, и как тогда у них получилось...» Я заинтересованно кивал, раздумывая, что
пора бы потихоньку начать на нее залезать. Процесс пошел. Со стороны я, наверное, на-
поминал Винни Пуха, неуклюже пытавшегося взгромоздиться на Сову... Но тут, откуда ни
возьмись, заявилась ее бабушка, которая, видите ли, выгуливала на улице их собаку.
Обломавшись и поняв, что что-то надо делать, - так как за тот час, что ее бабушка вы-
гуляет пса, успеть девочку и уломать, и трахнуть сложно, - я решил пригласить ее к себе.
Точнее, к своим предкам, то есть бабке с дедкой. С некоторых пор я решил, что БАБ луч-
ше водить к ним. Там было вольготно, трехкомнатно и точно известно, что раньше пяти
вечера они не нагрянут.
Приехали мы часов в одиннадцать утра, и времени до вечера было навалом. Но я все же
форсировал ситуацию. Чего время-то зря терять.
- Коньячку! - по-детски радостно, перейдя в наступление, с ходу предложил я (конья-
чок был дедовский, бутылка стояла открытой).
- Давай! - не по-детски согласилась Настя.
И мы выпили! Немного разобрало. Но надо было рочно выпить еще. Однако я понимал,
что больше из этой бутылки пить нельзя. Заметят убыток, и сразу начнутся вопросы.
- А давай теперь вот этого выпьем... Этого, э-э, - я даже не мог определенно сказать, что
это стоит в бутылке с импортной этикеткой. Но точно алкоголь и, главное, бутылка тоже
открыта.
- Давай! - бодро поддержала она и вдруг заявила. - Чего ты так мало наливаешь?!
Эх, была не была! Ну не убьет же меня дед из-за... непонятно чего. И я бухнул ей грам-
мов триста, которые она бодро, по-взрослому, не замедлила выпить.
- А может, в постельку? - ненавязчиво, в манере поручика Ржевского предложил я.
- П-ппошли!
Настя сломалась на короткой дистанции, перехода из одной комнаты в другую. Она
стала падать и я впервые увидел, как человек, засыпая мертвецким сном, громко распевает
при этом песни.
Но мне казалось, что алкогольное опьянение вовсе не преграда для секса, а наоборот -
помощь. И, простите, пришла девочка сама, сама попросила налить побольше. Кстати, пи-
ла она тоже сама, без всякого насилия с моей стороны. В чем я виноват? Раз ни в чем, так
чего ж теперь от главного отказываться?!
Настино показательное выступление, однако, длилось недолго. Вскоре девочка неожи-
данно начала долго и продолжительно блевать. Вначале она уделала ковер на диване. То-
гда я стянул ее на пол и притащил какой-то тизик, в который она все равно не попадала,
потому что не могла даже держать голову. А пока я старательно затирал покрытие на ди-
ване, она гробила ковер на полу.
Но, по сравнению с дальнейшим, отвратительная уборка могла показаться приятными
хлопотами перед балом. Настя закатила глаза и начала в голос стонать: «О-оааа-ааоо...»
Мне стало страшно. Всерьез. До озноба.
Мне семнадцать, ей пятнадцать.
Тюрьма.
«Что мне делать?! Делать мне что?! Что же, твою мать, мне делать,- в отчаянии метался
я по комнате. - Надо позвонить мамочке, она все-таки врач. Пусть лучше на меня наорут,
чем посадят».
И я стал звонить мамаше на работу, чтобы сообщить, что сижу с девочкой, а она зачем-
то напилась и почему-то умирает.
- А че делать-то?
- Ромочка, ты ее не трогал? - сразу же с волнением спросила она.
- Нет нет, - уверил я.
- Точно? - с признаками легкого недоверия в голосе переспросила любящая родитель-
ница.
- Точно точно - А что ты имеешь в виду?
- Ничего. Ее надо под холодную воду.
И я потащил моего «маленького тюленя» к воде. Никогда до сих пор я не мог даже по-
думать, как сложно нести человека, который почти без сознания. С меня сошло семь по-
тоы. Так как Настя была девочкой мясистенькой и крупненькой, чтобы сдвинуть ее, нуж-
ны были мускулы Геракла. Как в фильмах про войну, я тащил умирающего товарища че-
рез коридор, который, собака, как назло, не кончался. Пару раз ее рука, вся, простите, в
блевотных массах, выскальзывала, и девочка падала, звонко ударяясь головой о стену. Не
дай Бог, соседи услышат. Но, наконец, кое-как, с трудностями коридор был пройден. Я
закинул полуживое тело в ванну и врубил холодную воду. Эффект получился обратным!
Настя принялась стонать еще громче, еще ужаснее, а в придачу еще и посинела, покрыв-
шись страшными пупырышками.
Призрак тюрьмы с новой силой замаячил передо мной.
Теперь точно посадят, нервничал я. Поймут ли родные, простят ли? Будут ли носить
передачи?.. И я решил звонить бабушке. У бабки были в роду пьющие люди и даже один
настоящий алкоголик. Как никто другой, она наверняка знала, что делать в таких случаях.
Ситуацию я сформулировал предельно точно: «Бабка, приезжай. У тебя дома умирает че-
ловек. Ты приедешь и найдешь одинокий охладевший труп, так как меня к тому времени
уже увезут в тюрягу».
Она приехала через два часа, нахлестала Настю по щекам, дала выпить нашатыря и
чаю, сделала холодный компресс и, убедившись, что та уже может ходить, хоть и шатаясь,
вытолкала нас за дверь. И даже дала денег на такси. В машине Настюха снова предприня-
ла попытку постонать, но, наученный горьким опытом, я хлестанул ее по щеке, чем снова
привел в порядок.
Вечером был семейный «разбор полетов». Мама ахала и причитала: «А что же сказали
ее родители?» - «Не знаю. Я ее к двери прислонил, позвонил и убежал. Зачем слушать, что
они скажут? Заранее понятно - ничего интересного». Бабушка отнеслась к произошедше-
му с цинизмом, сказав только, что так нажираться мальчику из приличной еврейской се-
мьи неприлично, а также посоветовала с этой алкоголичкой больше не встречаться.
История наших с Настей отношений на этом еще не закончилась. Так как на следую-
щий день она позвонила и сообщила: «Я поняла. Я совсем не умею трахаться».
- Да ну? Своим умом дошла, или подсказал кто?!
- Ага. Ты не мог бы меня поучить?
- Ну-у... А когда и где? - уже более заинтересованно спросил я, справедливо опасаясь
приводить ее к себе.
- Ну, вот у меня бабушка гуляет с собакой каждый день с 4 до 5, может, будешь приез-
жать?
И я приехал. Но все опять было как-то неправильно, она кобенилась, а я, уже разочаро-
ванный и уставший, вежливо решил послать ее по факсу. То есть познакомить со своим
приятелем.
Он ее также пару раз трахнул и забыл.
Но, видимо, то, что она не заинтересовала никого из нас, не давало ей покоя. И в голове
ее роились разнообразные элементы мелкой бабской мести.
Как-то однажды она звонит и говорит: «Рома, привет. Как дела? Может, приедешь? А
то сижу одна, скучаю...» Намек был ясен. Я поехал. Оделся, как на свидание. Надел кожа-
ный дедовский плащ. Его шляпу. И вот, весь такой красавец-раскрасавец, стою перед ее
дверью и жму на кнопку. Но... почему-то никто не открывает. Тупо жму снова. Звонок
трезвонит. Дверь остается запертой. Зато сзади на лестничной площадке зачем-то появля-
ются три неизвестных малолетних рыла: «Ну, че приехал?»
- А вы кто такие?
- Сейчас, бля, узнаешь! Сейчас, бля, тебе, бля, будет плохо, нах!
Я смотрю, что ребята меня младше, но здоровее. И понимаю, что самое главное - про-
рваться. Не показать, что боишься. Иначе тебя зароют и убьют или наоборот - сначала
убьют, а потом съедят. Малолетки бьют до победного, пока не превратят живого интелли-
гентного человека в неаппетитный труп, ибо тупы, твердолобы и не думают о последстви-
ях. А я думал.
Решил - троих сразу мне не убрать. Значит, надо хорошо дать в рыло хотя бы одному.
Тогда избивать меня будут только двое. И, взяв за грудки самого мясистого, я впечатал
его в дверь. Звук удара отозвался эхом по всему подъезду. Они явно растерялись, не ожи-
дая такой прыти от «коня в кожаном пальто», и быстро слиняли. Я постоял ещё минуту,
приходя в себя. Неужели обошлось? Такого я не ожидал, и тем более от собственной пер-
соны.
...У девочки хватило наглости еще и позвонить мне. Сообщить, какой я все-таки герой.
- А зачем ты, сволочь, это сделала? Объясни.
Она что-то замямлила на тему того, как она обижена тем, что я воспользовался ею, а
потом перестал замечать... По всей видимости, кто-то из этих малолеток ухлестывал за
ней и развел ее на жалость, дескать, ну почему же она грустная, почему она плачет, кто ее
обидел, кто ее расстроил... Вот девочка и поплакалась, как жестоко ее бросили, как ци-
нично воспользовались ее беспомощным положением и т. д. и т. п.
А в детстве модно вступаться за девок, бить кому-то морду. Наверное, и в тюрьму не-
мало людей попадают по такой же нелепой причине.
Я в своей жизни не видел ситуаций, когда за женщину следует вступаться. По крайней
мере во времена моей юности и в той среде, где я рос, девочки не попадали в действи-
тельно обидные положения. Почти всегда оказывалась права народная мудрость, утвер-
ждавшая: «Сука не захочет, кобель не вскочит». Поэтому до сих пор опасаюсь дур с ин-
фантильным образом мышления, которые умеют ведь убедить нынешнего мужика дать в
рыло предыдущему. Мне кажется, на такое ведутся только малолетние идиоты с кучей
комплексов или лицемеры, пускающие дамам пыль в глаза. И часто оба эти определения
неразрывны.
Но что делать. Даже я в том славном возрасте был недалек в каких то простых и при-
митивных ситуациях. Так, например, умудрился проморгать одно чудо.
Познакомились мы в детском санатории. По сути он не очень-то отличался от пионер-
ского лагеря. Но в лагерь меня тогда однозначно бы не пустили. Мне уже стукнуло восем-
надцать. А для санатория это был предельно допустимый возраст.
Сказать по правде, там было неплохо. Я завел чудесный роман с одной юной феей. Зва-
ли ее Вика. Мимо спящих воспитателей пробирался я по ночам в комнату, где спали она и
еще две девочки. И укладывался к ней в кровать. А она... ну естественно, не давала! Гово-
рила, что каждая девушка хочет выйти замуж. А если у нее уже кто-то был - эта мечта
становится неосуществимой.
Мысль предложить ей выйти за меня в мою голову как-то не залетала. Если бы пришла
или если бы девушка поставила такое условие - грамотно развела - наверное, я бы женил-
ся. Но в санатории у нас так ничего и не вышло, несмотря на то что я Вике явно нравился
И она даже в какой-то момент была готова это подтвердить.
Однажды по дороге на дискотеку мне встретилась ее соседка по комнате и загадочно
сообщила, что Вика заболела и хотела бы меня увидеть. Я отправился навещать больную.
Она лежала в комнате одна, да и во всекм здании тоже никого не было; все, в том числе и
воспитатели, ушли на дискотеку.
- Вика, ты чего? Болеешь, что ли? - И тут я заметил, что на ней только трусы и лифчик.
С другой стороны, что же здесь удивительного: болеет - вот и разделась.
- Угу, - томно ответила она.- Посиди со мною рядом.
Сидеть мне чего-то не хотелось. Чего сидеть, с больной-то?! Дискотека, между прочим,
начинается. А если там какая девочка подвернется? Как такое пропустить? А? Конечно, я
об этом не говорил вслух. Я об этом думал, и только об этом; а совсем не о том, что меня
ждет, если останусь.
- Ну посиди, - все просила Вика. - Или приляг. Мне же будет скучно одной.
Я присел, потом прилег, раздумывая, что надо с ней немного пообниматься, да и бе-
жать па дискотеку. И мы пообнимались! Она позволила многое. Но я, в свою очередь,
помнил, что «каждая девушка хочет выйти замуж», и не позволил себе лишнего. Как на-
стоящий джентльмен пытался держать себя в руках. Кончил в штаны. В ужасе понял, что
надо бежать переодеваться, не идти же теперь с мокрым пятном на дискотеку.
- Ну, ладно, Вика, пока,- прикрываясь руками, начал прощаться.
- Пока, - вероятно, проклиная мою тупость, ответила она.
И я ушел, оставив ее «болеть дальше».
Осел... или лучше - ИШАК!!!
Эта девушка тоже могла стать моей судьбой, сложись все тогда по-другому. Только где
же в том возрасте взять опыт? А что касается чувств - ими руководит только сексуальное
желание. Оно подталкивает на поиски той, котория даст, так что самцам совсем не до эс-
тетства. Впрочем, и бабы-то в этом возрасте еще не очень сильно отличаются одна от дру-
гой. Все только начинают жить. И лишь спустя время мы можем объективно оценить
женщину. А пока - лови все, что готово попасться!
Так что параллельно моему роману с Викой я том же санатории и в то же лето подце-
пил еще одну девчонку. Точнее, наш роман возник уже после того, как она уехала и оста-
вила мне под подушкой письмо на восьми страницах, где писала, что я – ее кумир. Ре-
шиться сказать об этом лично она не смогла и поэтому пишет об этом сейчас.
Такое признание способно потрясти неокрепшее сознание любого иосемнадцатилетне-
го дауна! Я сразу же ответил. Она - мне. Я - ей. Она - мне. Мы переписывались ежедневно.
Пять раз в день я бегал проверять почту. И это было очень похоже на любовь. Чистую,
прекрасную, платоническую. Платоническую - потому что девочка была из Красноярска.
Какие же еще у нас могли быть отношения?!
…Надо заметить, что все мои передряги и трудности – переписки и нечаянные проколы
с алкоголем – не оставались незамеченными моей семьей: родители и бабушка с дедушкой
принимали в них живое участие Ведь тот факт, что мальчику пора жениться, был, прямо
сказать, налицо. И однажды дедушка сообщил мне, что есть у него на примете одна заме-
чательная еврейская девочка. Из богатой семьи. Папа человек очень известный, мама то-
же. Сходи, пожалуйста, туда.
Ну... Почему бы не сходить? Надев лучший костюм - финский за двести рублей,- и все
то же дедовское кожаное пальто с бобровым воротником и дедовские же ботинки со шля-
пой, я пошел на смотрины.
Приняли меня торжественно. С накрытым столом. Но, увы, девочка оказалась квадрат-
ной и глуповатой. При этом себя она считала безусловной звездой. Она недавно выиграла
какую-то школьную олимпиаду по какому-то предмету, за что ее наградили поездкой в
Израиль. А год был восемьдесят седьмой, и еще никто нигде не бывал. Так что девочка
среди своих подруг козыряла.
На меня же в те годы впечатление производили совсем иные вещи. Но как интелли-
гентный человек я не мог уйти сразу. Умничать тоже не собирался, но родители девочки
завели вдруг разговор о Ницше. Я его поддержал, потом перевел тему на Достоевского,
откуда съехал на антисемитизм. Потом еще сыграл на фортепиано и спел какую-то смеш-
ную песенку. И вдруг заметил эту женскую, якобы неуловимую уловку: мама спрашивала
взглядом у дочки: «Ну, как он тебе?»
Одним движением бровей и жадно блеснувшими глазками на заплывшем личике дочка
так же моментально дала маме понять - то, что надо!
...И тут Винни Пух вспомнил об одном неотложном деле…
...Ну, если у вас больше ничего не осталось... Пришлось интеллигентно давать деру - Я
всегда боюсь этих ситуаций, когда видишь, что на тебя положили глаз. Для интриги луч-
ше - если бы она вообще была там возможна - не знать, понравился ты или нет.
Что хочу сказать напоследок об этом возрасте? Если вы, дорогие читатели, подумали
после этой главы, что я был озабоченный маньяк, вы ошиблись. Помимо соблазнения де-
вочек, я уже два года учился на филологическом факультете ЛГУ и даже писал потряс-
шую всех преподавателей курсовую на тему «Ненормативная лексика в творчестве рус-
ских поэтоы и прозаиков Серебряного века». Русский фольклор был мне интересен. Я за-
нимался им профессионально. И он «кормит» меня до сих пор, будучи широко используе-
мым в шоу программах моего клуба. Однако у меня не сложились отношения с одним из
преподавателей. Он сделал все, чтобы меня отчислили. Я автоматически попал в список
новобранцев и загремел в армию, в доблестные войска связи, где и получил в полной мере
возможность изучать ненормативную лексику в творчестве солдат и офицеров Советской
армии конца двадцатого века.
Про армию можно писать книги и стихи. Но лучше писать про любовь. Любовь к жен-
щине в армии носит характер, пожирающий душу солдата, но, увы, абсолютно платониче-
ский.
Слава Богу, у меня это длилось только до первого отпуска.
Mood: decisive  |
Post reply | Post reply with quote
|
 |
